У входа на рынок всегда сидел один дяденька. Почти на земле. На такой деревянной досточке, на колесиках. Без ног был дяденька и так передвигался. По обе стороны от него были дощечки с рукоятками, что-то вроде штукатурных терок, которыми он отталкивался от мостовой. Перед ним на газете лежали глиняные свистульки, такие причудливые, в виде птички, а хвостик,– чтобы туда дуть, как в дудочку. И сам дяденька свистел в одну из них, словно соловей разливался трелью, приветствуя каждого, кто шел за покупками.
Рядом стояла женщина и у нее в руках были самые вкусные конфеты в виде петушков на палочке. И красные, и почти черные.
– Привет, Василий, – поздоровался дедушка, – ну познакомь мене с твоей дамой.
– Привет, Абрам Яковлевич!
Его прервала тетенька, стоящая рядом.
– А что меня представлять? Людмила Петровна меня зовут, вот нашла Ваську две недели назад. Валялся пьяный, а тележка его метров пять от него… Подобрала. Мой-то и таким не вернулся.
Она протянула руку поздороваться с дедушкой.
– Очень приятно познакомиться. Вася говорил, что увидим Абрама на базаре. Вот Вы какой… Таких пули не берут, верно Вася рассказывал…
Дедушка потер руку под рукавом где было ранение.
– Внук? Сынок, свистеть умеешь?
– Не-а, – говорю.
– Держи! – он протянул мне свистульку, – теперь умеешь!
– И от меня гостинец, – тетенька протянула мне петушка.
Вот сколько живу, а вкуснее того леденца из жженого сахара, конфет не пробовал.
– Здоровья вам, товарищи. Будем жьить, – попрощался дедушка.
– Сашенька, поблагодари, хороших людей.
– Александр, держи краба! – дядя Вася крепко пожал мою детскую руку.
И снова тетеньки и бабульки в молочном ряду. Это в том же ряду, где вначале мед. Только там больше дедушки и дяденьки. Мне было смешно: закончились сладкие дядьки – начались белые тетки! Возле дядек – осы, возле теток – мухи…
Отогнав газетой муху к соседке, следит, с газетой на прицеле, чтобы та не вернулась. Это я мог наблюдать часами. Но дедушка купил творожок в литровую баночку, в пол литровую купил сметану и мы пошли домой.
– Абраша, сколько можно ходить? Ты что, весь ринок на ужьин пригласил?
Дедушка поставил авоську с продуктами на кухонный стол и, переодевшись в домашнее, сел читать книгу.
Мой дедушка очень любил читать. Бывало такое, что придя с работы, помоется, поест и сядет читать, подперев щеки руками, а утром вставал, складывал очки в футляр и шел на работу.
– Я не работал, а значит отдихал, – говорил он.
Бабушка, прикусив нижнюю губу (так она лучше сосредотачивалась перед новым желанием удивить и порадовать), начала вытряхивать творог из банки. Потом – ложкой. Потом насыпала в банку немного манки и, уже манкой, собрала все остатки творога. Досыпала еще немного манки в мисочку, начала тщательно все перемешивать.
– Ми еще пару яичек сюда обязательно дадим. И будем так перемешать, как Всесильний перемешал языки в Вавилоне, что до сих пор люди друг друга не понимают, даже говоря на одном языке! – бабушка остановилась, – нет все же ми не таким настроением будем заправлять этот цимес! Ми так будем перемешать, как люди, когда танцуют и их очень много и все рады и никто никому не мешает!
Бабушка уже улыбалась, а творог стал почти как сметана, только гуще и немного окрасился желтками. Ми поставим это в погреб до утра.
Дедушка ждал от меня вопросов. Он не любил начинать разговор, но ему всегда было, что сказать. Видимо, это у него я учился задавать вопросы.
– Деда, а про что ты сегодня книгу читаешь?
– Слушай, что я тебе скажу, – дедушка всегда делал особое ударение на Я, – Человек должен читать такие книги, чтобы ему было, что сказать людям.
– Вот к примеру, завтра прийдут к нам на завтрак дядя Вася и Людмила Петровна. Как думаешь, они придут покушать? Нет. Они придут в гости. Но ми виставим все, что у нас есть, чтоби они покушали…
– А если они сытые придут?
– Так не бивает. В гостях всегда хочешь кушать, особенно, что баба Паша приготовит. Но будут отказываться. Стесняться, значит, – дедушка задумался.
– Но все равно же будут кушать! – настаивал я.
– Да будут. Чтоби нас не обидеть. А значит, порадовать. Вот расскажу тебе сказку из большой книги: когда бедный пришел к богатому и богатий очень обрадовался, что может угостить бедного. Накормить до большого пузика! – дедушка показал на свой выпирающий живот и бабушка тут же вставила:
– У наших мужчин после сорока всегда растет жьивот. А едят как обично.
– Ми помоим изум-кишмиш и до утра он висохнет в друшлачкэ.
– Бабушка, почему ты все время говоришь МЫ? Ты же сама это делаешь?
Бабушка и дедушка рассмеялись.
– Нет, ми вместе это делаем. И трапэзничать тоже будим вместе.
Дедушка продолжал.
– Бедний долго стеснялся, но когда согласился взять маленький кусочек, так сразу ему захотелось все-все съесть! А богатий радовался. Ему не жалко. Он бил добрый. Когда бедний наелся…
Бабушка поставила на стол три стопки и налила в каждый кефир.
– Надо принять на ночь кефирчик и идти спать.
Это была осень. Печь еще не топили, и по утрам было очень холодно. Дома. Но не у бабушки. Там меня укрывали периной. Пух для которой еще моя прабабушка щипала с перьев. Из-под такого одеяла вставать было совсем не холодно.
Бабушка принесла из погреба вчерашнюю мисочку, высыпала туда изюм и киш-миш и снова принялась перемешивать деревянной ложкой. Вынесла на улицу большую табуретку, положила на нее досточку и присыпала её мукой.
– Вот, ми берем ложьичкой творожок и делаем в муке шарик из него. Потом пошлепаем немножечко сверху и получается такая аладушка. Теперь ми его покрутим, – бабушка, еле касаясь его с двух сторон двумя руками, делала из него настоящую шайбу. Только из творога. И снова пошлепала сверху и снова покрутила – правая рука вперед, левая – на себе.
Потом ми это положьим на другую досочку.
Другая досточка потихоньку заполнялась этими шайбами.
А я все-таки ждал, что же было с бедным, когда он наелся.
– Деда, а дальше бедный пошел спать как мы, сытый и счастливый?
– Нет. Тогда бедний захотел стать, как богатий. Бери сколько хочешь, говорил богатый, но бедний не хотел брать. Он хотел бить таким же…
– Абраша, керогаз!
Дедушка почесал затылок. Оглянулся, словно очутился совсем не в том месте, где только что был.
– Йё (да), – сказал дедушка, – и мы пошли в сарай за керогазом. Я впервые сам готовил его, накачивал воздух и разжигал огонь. Спустя очень много лет я наблюдал, как мой сын впервые разводил костер, чтобы я видел… Трудно было ему не мешать своим желанием помочь. Тогда еще раз я благодарил Деда Абрашу.
Бабушка поставила сковородку на огонь, налила немного подсолнечного масла и, когда оно нагрелось, положила кусочек сливочного.
– Так будет вкусно, словно на сливочном масле. Но сливочное без подсолнечного бистро горит, а на подсолнечном не вкусно будит.
И, по одному, положила на сковородку кружочки.
– Йё, – снова сказал дедушка и вернулся мыслями в книгу.
– Понимешь, Сашенька, гость никогда не сможет бить хозяином. У него нет таких способностей. Но он можьит радовать.
Бабушка перевернула подрумяненые с одной стороны сырники, сделала совсем маленькое пламя под сковородкой и накрыла крышкой.
– Вот допарятся и зарумянятся с другой стороны и будут готови.
Мы занесли все в дом, дедушка вернул керогаз в сарай.
А доме от запаха этих сырников стало понятно, почему бедный хотел все съесть.
– Немного остыть должны, – сказала бабушка, – а сказка эта, что дедышка тебе рассказал – про нас. Мы в гостях у всей природы. Ей для нас ничего не жалко. Ей только нужно, чтоби ми ее радовали…
Открылась дверь и, робко ступая, вошла Людмила Петровна. За ней дедушка на руках внес дядю Васю. И сразу усадил его в зале к столу.
– Ну и запах! – воскликнула Людмила Петровна, – такие сырники можно кушать без сметаны, без варенья и без мёда!
– И без хлеба! – веселилась бабушка. И смотрела на дедушку.
Она лучше всех знала, что дедушка абсолютно все кушал с хлебом.
ПРИЯТНОГО АППЕТИТА, РЕБЯТА!
Саша Шульман
