Конец субботы. Стемнело. За окнами машины мелькают огни Тель-Авива, сливаясь в одну сплошную линию…
Нужно бы снизить скорость, но я не могу.
Вдруг чувствую, как сильно мои руки сжимают руль, пугаюсь и еду медленнее.
Вспоминаю, как все случилось…
Мой первый, после карантина, приезд к дочери.
Как мы все его ждали…
Раньше встречались почти каждую неделю, а тут три месяца разлуки.
Звоню в дверь и попадаю в объятия дочки, ее мужа и моих троих любимых внуков.
Родные лица, как же я истосковалась по ним … Мне, похоже, тоже все рады.
Болтаем, смеемся все вместе за обедом. Как все – таки приятно видеть дорогих мне людей не на размытом экране зума, а вот так, рядом…
Сейчас пытаюсь вспомнить, когда именно зять начал меня раздражать?
Может быть, когда я заметила пятно от мясного соуса на скатерти возле его тарелки?
Или, когда за столом он рассказывал слишком длинную, на мой взгляд, историю из своего детства?
А, может быть, виной всему стал арбуз, который он для всех нас нарезал после обеда? На мой вкус он был недостаточно охлажден…
Как бы то ни было, а внутри меня нарастает волна раздражения.
Не к месту вспоминается анекдот: ” Зять – это инородное тело в доме дочери…”
Дети играют, а мы пьем кофе, общая беседа сопровождается моими язвительными замечаниями в адрес зятя. И если вначале это был легкий юмор, чуть-чуть сдобренный иронией, то сейчас это уже больше похоже на сарказм с элементами цинизма.
Зять удивленно смотрит на меня своими библейскими глазами и как-то смущенно улыбается.
Дочка выходит на кухню и через минуту зовет меня.
– Мама, что случилось? Почему ты все время цепляешься к Даниэлю? Что-то произошло, о чем я не знаю?
Неприятно… Я убеждаю дочь, что все в порядке. Она просит меня быть доброжелательнее. Я обещаю. Мы обнимаемся и возвращаемся в салон.
Прошло пару часов, и зять собирается выйти с детьми в парк. Но собирается так медленно… Да что же это такое! Уже можно было десять раз выйти, скоро уже стемнеет…
Мое недовольство достигает пика и изливается в раздражительном монологе о людях, которые еле двигаются и никак не могут выйти из дома…
Когда зять и внуки выходят, я предлагаю дочке пойти выпить кофе и поболтать, ведь мы так давно не сидели рядом…
Но к моему удивлению, она отказывается и совершенно чужим, недовольным голосом начинает говорить о чем-то неожиданном…
Что Даниель прекрасный муж и отец, что он совершенно не заслужил моих упреков, тем более, сделанных при детях и, что она убедительно просит меня впредь не делать замечаний ее мужу…
Я в шоке… Да я же хочу, как лучше…
Ухожу в другую комнату, пытаюсь успокоиться, но все внутри бурлит.
Вечер проходит более или менее спокойно. Играю с внуками, дочь подчеркнуто внимательна к мужу.
Утро субботы начинается, как обычно, да и весь день проходит без особых потрясений.
Я, правда, раздражена и стараюсь поменьше высказываться, но все равно атмосфера в доме напряженная.
А я-то думала, что еду отогреться душой в семье дочери после всех волнений короны…
Перед концом субботы, зять затевает шумную возню с сыновьями.
Они бегают по коридору, и оба мальчика пытаются одновременно запрыгнуть на папу.
У старшего, семилетнего это получается, а вот у трехлетнего малыша – нет. Он падает на пол, и мы слышим дикий рев.
Я бросаюсь в коридор и подхватываю ребенка на руки. Даже сквозь льющиеся слезы, видно, что одна щечка у него красная.
– Да что же это такое? Что за дурацкие игры ты придумал, – набрасываюсь я на зятя. – Нельзя было во что-нибудь нормальное поиграть?
Все раздражение последних двух дней мощным фонтаном упреков и претензий вырывается наружу.
Я утешаю малыша, а когда поднимаю глаза, то вижу, что старшие внуки удивленно смотрят на меня, приоткрыв рты, слышу, как зять с силой захлопывает за собой дверь спальни, а моя дочка стоит, прижав руку ко рту и из ее глаз льются слезы.
Дети идут играть, а мы с дочкой на кухню. И там, все еще плача, она говорит мне….
Господи, лучше бы мне не слышать того, что она говорит…
– Мама! Неужели ты не понимаешь, что разрушаешь мою семью. Зачем ты это делаешь? Ты же говоришь, что любишь меня, а сама вредишь всем нам. И это все – твой эгоизм.
– Я думаю будет лучше, чтобы ты к нам не приезжала, по крайней мере, какое-то время.
Не глядя на меня, она уходит к Даниэлю.
Суббота закончилась.
Я собираю свои вещи. Прощаюсь с внуками. Они пытаются выяснить у меня, за что я кричала на папу и из-за чего плакала мама. Мне нечего им сказать.
Внутри у меня буря. Моя родная дочь, фактически, выгнала меня из дома.
А кто им помогал этот дом покупать?
А с внуками сколько я вожусь?
А подарки?
Нет, ноги моей здесь больше не будет!
Я завожу машину и еду домой. По мере отдаления от дочкиного дома, пелена злости понемногу рассеивается, да и голова моя проясняется…
А ведь она права, моя любимая дочечка…
Я пришла к ним домой, и, вместо любви и радости, внесла в их семью разлад и смуту.
Посягнула на то, что они, вот уже больше десяти лет, старательно и успешно выстраивают вместе.
Как же это произошло?…
А ведь верно дочка заметила, это все Он, мой эгоизм, собственной персоной.
Я сама выпустила на свободу этого монстра. Дала ему волю только ради того, чтобы ощутить свою власть, почувствовать, что права, что знаю, как лучше, как правильно…
Как же я его ненавижу, это мое пресловутое эго.
А ведь на самом деле мой зять – хороший парень. И дочку мою он очень любит, и детей обожает. Да и ко мне прекрасно относится.
Что же я наделала?…
Стыд, который я ощущаю в этот момент, останавливает дыхание, заливает горячим щеки… как я смогу с этим существовать?
Это невозможно, о чем я думала, когда влезала туда, где меня вообще быть не должно?
Мне не хочется жить….
Доехав до ближайшего перекрестка, я разворачиваюсь и мчусь в обратном, от моего дома направлении.
Побыстрее вернуться, все объяснить, извиниться… я знаю, они поймут, простят.
Я заезжаю на стоянку, останавливаюсь… и понимаю, что не в состоянии выйти из машины, подняться и снова говорить с детьми…
Сейчас не в состоянии. Пусть пройдет неделя, и я смогу.
И еще одно: теперь я буду следить за ним, за этим сидящим во мне зверем.
Я понимаю, что он никуда не денется, догадываюсь, что избавиться от него мне не удастся – он часть меня.
Но теперь я знаю: он враг. Мой враг, враг моих близких и просто людей, с которыми меня сталкивает жизнь.
На улицах Петах-Тиквы ночь, но мне кажется, что взошло солнце.
Я вдруг осознаю, как мне повезло, что я заметила в себе ЭТО…
Ведь могла бы прожить еще много лет, жалея себя, в уверенности, что мир несправедлив, а близкие люди недостаточно меня ценят.
На сердце становится тепло и радостно.
Достаю телефон и пишу:
– Сожалею и люблю вас, родные…
Тут же слышу звук ответной эсэмэски:
– А мы тебя…
Я снова завожу машину и уже медленно и спокойно еду домой…
Инна Серницки
