Еврейский феномен

На вступительных экзаменах в театральный институт в Киеве я читала монолог жены-еврейки из пьесы Бертольда Брехта «Страх и отчаяние третьей империи» и была уверена, что поступила. Моя мечта сбылась – я стану режиссером. Оставалось только сдать литературу устно, но об этом я не волновалась.

Лицо вашей национальности

Мне повезло, билет попался легкий, я быстро написала на листе схему ответа и пока с интересом разглядывала абитуриентов. В основном мужчины и лишь несколько женщин. Все сидели по отдельности и сосредоточенно писали. Меня вызвали отвечать.

В приемной комиссии было несколько человек, и один из них попросил передать ему схему ответа. Я с радостью протянула ему свой лист, который он внезапно стал рвать на мелкие кусочки. «Нервный какой-то», – подумала я.

– Вы как посмели с такими знаниями прийти сюда! – услышала я его рассерженный голос и стала оглядываться, пытаясь понять, кому он это говорит. 

– Вы, – он указал на меня, – я к вам обращаюсь! Выйдите из аудитории!

Совершенно оглушенная, я не могла прийти в себя. В коридоре меня ждала декан. Деликатно взяв меня под руку, она прошептала:

– Извините, Элеонора, мы пропустили, что вы еврейка, а у нас разрешение принять только одно лицо вашей национальности. Поэтому мы возьмем парня, а вы приезжайте на следующий год. 

Я хотела что-то еще спросить, но голос пропал. «Меня выкинули со вступительных экзаменов за то, что я еврейка?!» – это был шок.

Нет у меня другой страны

Вернувшись в гостиницу, я все еще не могла говорить и написала маме на обрывке конверта о том, что случилось. Обнявшись, мы плакали вместе.

– Нужно уезжать в Израиль, там мы будем среди своих, – тихо сквозь слезы произнесла мама. 

Уже много лет я живу в Израиле. Очень люблю эту страну, маленькую и очень красивую. Израильтяне говорят на разных языках и совсем не похожи на жуткие карикатуры антисемитов.

Не буду врать, у нас большие проблемы с арабами, бомбежками из Газы и терактами.

К сожалению, это часть нашей жизни. Но я, как и многие из нас, стараюсь не думать о страхе и боли – бежать все равно некуда. Да и не хочу я жить ни в каком другом месте.

Как поется в красивой нашей песне: «Нет у меня другой страны».

Но вопрос: почему нас ненавидят? Каждый раз он возникает передо мной под звуки очередной сирены, предупреждающей, что в сторону Израиля летят ракеты. И не отпускает в мирное, относительно, время.

В мирное время

В мирное время я играю спектакли для детей, которые ставлю сама.

Как-то раз мы показывали новый спектакль, зал был полон. Работали на иврите. Чувствовалось, что детям нравится происходящее на сцене. То и дело зал взрывался от смеха, и мы играли, как никогда.

Вдруг истеричный крик разорвал пространство:

– Вставайте! Мы уходим, не хочу слушать этот русский акцент! – громко на весь зал приказала молодая женщина своим детям. В ее голосе слышалась ненависть.

Дети уходить не хотели, начался шум, но мама настаивала.

– Вы же мешаете актерам, – сказал кто-то из зала.

– Нужно уважать других, – поддержала пожилая женщина.

Но разбушевавшаяся мама и не собиралась успокаиваться.

– Отправляйтесь обратно в свою Россию! – крикнула она нам, актерам.

– А вы возвращайтесь в свое Марокко, – вступился за нас мужчина из первого ряда.

Я хотела что-то сказать, но вместо звука вырвался один хрип, как когда-то на вступительных экзаменах, когда я впервые столкнулась с антисемитизмом. И вдруг звук нарастающей сирены заставил всех замолчать.

В зал вошел администратор:

– Внимание! Без паники! Обстрел. Все спускаемся в бомбоубежище.

Зал притих. Уже никому не хотелось ругаться. Все дисциплинированно, не мешая друг другу, проходили к выходу. «Нам не надо никого бояться, – думала я, глядя на детей и взрослых, – мы сами себе враги».

Мы сами себе враги

В бомбоубежище все вместе дружно расставляли стулья, помогая друг другу. Стульев на всех не хватало, и вдруг я услышала знакомый голос:

– Садись на мое место, я молодая, постою. – Наша скандалистка помогла пожилой женщине сесть. –Ты так похожа на мою покойную маму, – добавила она почти с нежностью.

Но почему только во время бомбежек, терактов – только если нам угрожает опасность  – мы относимся к друг другу по-человечески?! Это наш, еврейский феномен?

Мне как-то попался текст, который я даже записала себе в телефоне. Запал в душу. Он как раз об этом:

«Мы, евреи, живем на пороховой бочке. Веками мы повсюду таскаем ее с собой. Где мы, там и она. И даже если бочка умело замаскирована, фитиль все равно предательски торчит из-под декораций патриотичности, принципиальности, лояльности, прогрессивности и бог знает чего еще. Порой мы настолько увлекаемся, что позволяем себе уверовать в эти декорации и забыть о бочке. Но фитиль не спрячешь. И потому нас всегда можно спалить».

Наверху звучали взрывы, и уже не имело никакого значения, кто из России, а кто из Йемена, Индии, Марокко и у кого какой акцент. Вместе сидели евреи, так и не научившиеся быть единым народом под мирным солнцем, без бомбежек.

Мы сыграли спектакль через пару недель еще раз, и все зрители, которые не смогли досмотреть его в тот день, получили бесплатные билеты. 

В финале с огромным букетом ко мне подошла женщина из Марокко – да-да, та самая.

Мы обнялись как сестры и плакали от радости, тепла и любви, которая выше любых различий и предубеждений.

Элла Гейхман