Однажды у бабушки с дедушкой появился телевизор. Он был очень большой по сравнению с нашим КВНом. Как сейчас помню — «Рекорд». Дедушка наматывал на карандаш медную проволоку, которая потом превратилась в пружинку.
— Это будет антэна, – пояснил он мне её назначение, — и никак не пойму — тут переключатель на двенадцать каналов, а работает только один.
— Это, чтоби ти не забивал про двенадцать колен Израиля, – подсказала бабушка. — Я уверена, что это не то, что каждый месяц будит на другом канале работать.
— Таки да, у Якова было двенадцать синовей, но вместе с ним получается тринадцать! А это ровно столько углов в звезде Давида и точка в середине, что означает основной закон…
Сегодня я понимаю, что очень многие вещи, которые бабушка и дедушка говорили при мне, они говорили именно для меня. Зная, как я любил слушать, о чём говорят взрослые. Как бы хотелось их поблагодарить ещё раз. Обнять… Сегодня мне уже больше лет, чем им тогда было, а вспоминаю… и снова я ребенок… Эх, сентиментальность.
— Ба, мне скучно!
— Щас я найму тебе оркестр, — парировала бабушка не задумываясь.
Дедушка продолжал медленно и очень тщательно наматывать проволоку и сбрасывать с карандаша готовую спираль. Бабушке всегда было трудно видеть дедушкину медлительность, но никогда не раздражало, когда он читал часами и днями. Она все делала быстро и ловко, прикусив нижнюю губу. Дедушка же наоборот, очень медленно словно что-то жуя, внимательно рассматривал каждый виток будущей антенны. Даже такая мелочь из его рук должна выходить идеальной.
— Я точно знаю, что после мене переделывать не нужно, – говаривал он на любые замечания про его медлительность.
— Абраша, ты можешь немного пошевелиться?
Дедушка вдруг начал делать непонятные движения руками, туловищем, ногами…
— Абраша, что с тобой?
— Я немножечке шевелюсь, — рассмеялся дедушка.
И мы все долго хохотали от такой неожиданности.
Когда я приехал на следующие выходные, телевизор уже работал, и дедушка что-то смотрел, по-своему комментируя.
— Телевизор — ни души ни тела! Эти последние известия!!! В мире, где все готовы сожрать друг друга, я не голоден!
— Шо там хоккей? шо ты смотришь? Там евреи есть?
— Паша, если би спорт бил полезен, то поверь мене, старому еврею, все евреи отжимались би на каждой ветке. Чтоби увидеть евреев в телевизоре, нужно смотреть не хоккей, а концерт.
— Сашенька, иди, я возьму тебе на ручки.
— Я уже большой!
— Ти будишь большой, когда будишь хотеть своих детей и внуков на ручки брать. Ти мене должьин понять. Это нужно мне, как бабушке сегодня, и тебе, когда ти будишь папой и дедышкой. Это очень важно брать детей на руки. Что-то такое передаётся, что… А ну бигом ко мне на ручки!!!
В разговор, как бы оторвавшись от телевизора подключился дедушка:
— Человек должен все делать и принимать в радости и с радостью. И, может бить, случиться, что сможьишь жьить с любовью. Не бивает любовь без радости. Всегда помни.
И снова повернулся к телевизору. Пришла тётя Люба.
— Шулем алейхем! Паша ви смотрели этот фильм? – как продолжение к «Здрасьте» продолжала тётя Люба.
— Какой?
— Ну, это тот фильм, где они оба скачут на лошади.
— Да, только время потеряли! Надо било снимать, как моя сестричка, Сашенькина бабушка Феня, всем на долгие годы, скакала на любой лошади и без сидла. В кино такого не покажут.
— А мне ещё опера понравилась!
Дедушка повернулся:
— Какая?
Бабушка вопросительно на него посмотрела
— Абраша, это та опера, где сначала поёт она, потом он, а потом они поют вместе.
Вот то немногое, что у меня осталось в памяти, когда у бабушки с дедушкой появился большой чёрно-белый телевизор.
Как же хочется иногда сказать: «Я уже большой!» – и прижаться к бабушке у неё на ручках.
Саша Шульман
