Новый день. До боли знакомая дорога в больницу только без пробок. Новости: растет число заболевших, умерших. Ничего нового. Отмахнулась, еще утро, а я уже устала. Конечно же, переутомилась. Вошла в знакомые двери своего отделения, над которыми большими буквами написано «Emergency medicine». Переоделась в защитный костюм: маска, перчатки, очки – все как в страшных фильмах. ПИТ (Палата Интенсивной Терапии) заполнена. За последние месяцы трудно вспомнить ее пустой.
— У нее атипичная пневмония, состояние средней тяжести, привезли под утро, пришлось перевести на ИВЛ, — слабым голосом говорил мне дежурный врач, измотанный ночной сменой. — Там за дверью — муж, объясни ему все… Да, совсем забыл, он дочку с собой привез, сказал, что не с кем было оставить. Я проверила все назначения и вышла наружу. Девчушка с непропорционально большой маской на детском лице стояла совершенно одна. В ее глазах, как ни странно, не было ни слез, ни печали, ни испуга. И это явно бросалось в глаза.
Первая возникшая мысль: «Дистанция 2 метра…» Ведь понятно, что находившаяся в тесном контакте с больной матерью девочка скорее всего инфицирована. Она была возраста одной из моих внучек, они погодки. Трезвый разум говорил: «Ты врач, ты должна соблюдать правила. И еще очень нужна своей семье, сыну, который через неделю уходит в армию, внучкам, у старшей через месяц — день рождения…» Я уже повернулась, чтобы уйти, когда наши глаза встретились. Внутри шел неумолимый диалог сердца и разума.
— Какое же ты каменное, — кричало сердце.
— Ты не имеешь право заразиться, — прагматично отвечал разум.
— А если бы это была твоя — екало сердце.
— Ты именно им и нужна, — перебивал разум.
— Мне больно, неужели ты так и оставишь ее стоять одну?
— Вокруг есть еще другие…
— Как можно быть такой равнодушной?!
Этот диалог никогда бы не закончился, но я уже чувствовала, что руки сами тянутся к ней, а ноги бегут навстречу, не подчиняясь командам мозга. И уже нет расстояния между нами… Забыв все меры предосторожности и все пункты Минздрава, которые я сама же 1000 раз проговаривала своим пациентам и близким, я нежно ее обняла, прошептав: «Пойдем, я куплю тебе шоколадку и какую-нибудь игрушку». Она охотно протянула мне руку, и мы направились к стойке больничного буфета.
— Знаешь, я не очень люблю сладкое, а игрушки здесь скучные и неестественные. Ты можешь со мной лучше поиграть?
— Поиграть?! — Такого поворота событий я явно не ожидала и выдала единственное, что пришло на ум. — В прятки что ли?
— Нет. Мы с мамой часто играли в новый мир.
— Это как?
— А очень просто, — она потянула меня на улицу.
— Вот смотри, какое солнце, и лучи такие нежные! — Она жмурилась и как-то даже подмигивала…, — А воздух такой ласковый!
Я, конечно, не была расположена к играм, да и мысли были погружены в атмосферу боли и страданий, накопившихся за последние месяцы.
— А вот слышишь, птицы поют? И посмотри, какой красивый цветок— указала пальцем на клумбу возле здания, где я проходила каждый день годы напролет.
— Ты только посмотри, какие цветы, как Природа умеет создавать!
Я даже засомневалась, что со мной рядом ребенок.
— Сколько тебе лет? — уже мягко с материнской нежностью спросила я.
— Восемь, а что, не похоже?
Какая-то непонятная сила, как будто возвращала меня в мое детство, беспечное и радостное.
— А вот видишь то дерево, там, вдалеке! — она указала на крону тополя., — Ты слышишь, как шуршат его листья?!
Волей-неволей эта девчушка вовлекла меня в игру, вытащила в свой мир, чистый и неожиданный для той ситуации, где мы обе находились.
— Знаешь, мы часто с мамой ездим на море, бегаем по песку, собираем ракушки. Мы закрываем глаза и рисуем новый мир.
Больше всего меня удивило, что она говорила в настоящем времени.
— Это как? – недоумевала я.
— Да очень просто. — смеялась она. — Вот закрой глаза и увидишь мир. Чувствуешь? Люди, красивые, добрые, здоровые, они всегда помогают друг другу и никогда не кричат. Они ходят друг к другу в гости, пьют вкусный чай с вишневым вареньем. Никогда не бывает ветров и бурь, не бывает вулканов и пожаров. Там много, много цветов и красивых бабочек!
Она так подробно все описывала, с мельчайшими подробностями, сопровождая все это задорным смехом.
— В этом мире есть взаимопонимание. И люди счастливы оттого, что все любят друг друга. Мир, где если ты кого-то укрыл от холода, то тебе самому стало теплее. Мир, в котором отдавать приятнее, чем получать. Я в этом мире очень люблю раздавать всем детям конфеты.
— А почему? — спросила я. — Ты же не любишь сладкое?
— Это не важно. Главное, делать приятное другим. Ты представляешь, какое это наслаждение! Это удовольствие нельзя сравнить ни с чем! Это гораздо приятнее, чем получать подарки!
Я замерла, приоткрыв рот в изумлении от нового мира, вдруг обрушившегося на меня из наивного детского сознания. Минуту я стояла, не зная, как себя вести, но выбора не было. Я понимала, что больше всего ей сейчас нужна эта игра, и я обязана в нее играть. Все, на что врачебный мозг был способен, это говорить про человеческий организм. Я закрыла глаза и стала идти по анатомическим структурам человека сверху вниз.
— Знаешь, у человека все клетки связаны одна с другой, каждая из них работает на благо всего организма. Сердце вместе с легкими… — Я представила ее маму, которая сейчас в тяжелом состоянии именно из-за легочной недостаточности, из-за этого «коронованного вируса». Скольким людям он уже причинил вред?! — И вообще, знаешь, наш организм — это единая, замкнутая система, где все органы связаны друг с другом правильными связями. Еще сильнее зажмурилась и почти закричала:
— Я вижу!!! Вот в этом мире любви и красоты вы с мамой идете по песку вдоль моря, там красивые ракушки и солнце светит, греет вам спины, море бирюзового цвета с прозрачной прохладной водой…
— Я тоже это вижу — сказала девчонка с радостью в глазах.
Не знаю, сколько времени прошло… Как выяснилось потом, почти час. Нашу игру прервал вышедший отец девочки. Он медленно подошел к нам и спокойно сказал: «Пойдем, Дашенька. Нам надо отдохнуть. А завтра вернемся.» Он выглядел очень уставшим. Прочитав знак вопроса в моих глазах, он произнес: «Ее перевели в реанимацию, состояние тяжелое.»
Я видела много пациентов в разных ситуациях, а также их плачущих родственников. Но здесь было что-то новое, незнакомое, что-то очень сильное, спокойное, мощное и в то же время доброе, вне всякой связи с той ситуацией, в которой они находились. Мы попрощались, и они неторопливо пошли. А я смотрела им вслед, вглядываясь в жестикуляцию Даши. Она, вне всякого сомнения, рассказывала отцу про новый мир любви и красоты, где все — для всех.
— Это же фантастика, — сказал мой разум.
— А я хочу туда — ответило сердце.
Я еще до конца не осознала, что этот ребенок пробудил во мне. Море вопросов кружились в моей голове: Откуда у этой девочки столько мудрости? Может наша жизнь нам для этого и дана, чтобы над страданиями почувствовать любовь? Построить мир, противоположный нашему, где отдавать лучше, чем получать? Может вирус пришел к нам, чтобы мы задумались над целью нашей жизни? И увидели, что мы больны внутри, и только этот новый мир любви может нам помочь?
На них мне еще долгое время предстоит отвечать. Но я знала четко одно, что ни в одной медицинской или научной книге я не смогу найти ответы на эти вопросы… И в первый раз, несмотря ни на что, мне стало уютно и спокойно.
Наташа Макаревич
