Почти у всех писателей есть что-нибудь неизданное. Возможно, редактор решил, что написанное не достойно стать книгой. Но есть рукописи, которые автор не публикует сознательно, по неизвестным нам причинам. Они написаны, как бы, для себя.
В десятом классе мы с моей подружкой Леночкой решили собирать и сдавать макулатуру, чтобы получить талоны на трехтомник Александра Дюма. В очередной раз мы отправились сдавать то, кто чего насобирал.
Приемщик попросил аккуратнее сложить содержимое Ленкиной пачки. Мы стали перебирать, утрамбовывая старые газеты. Вдруг из них выпала тонкая школьная тетрадь. Может, я бы и не обратила на нее никакого внимания. Такие тетради тогда были у всех. Но на обложке взрослым почерком было написано: Йоська.
Я подняла с пола тетрадь. Мне не терпелось ее открыть.
Я знала, что вся Ленкина семья белорусы. Откуда вдруг Йоська?
Ленкин дед, ветеран войны, – все послевоенное время работал в музее Великой Отечественной войны. Он написал несколько книг, много раз выступал у нас в школе, рассказывая разные интересные истории.
– Можно? – спросила я прижимая к себе тетрадь.
– Бери… – как-то безразлично отреагировала она.
Уже в трамвае по дороге домой я начала читать.
«Довоенные Барановичи. Небольшой городок с населением около 30 000 человек. Бок обок здесь жили белорусы, русские, поляки и евреи. Прямые улицы с аккуратно подстриженными газонами. Свой Дом культуры, парк отдыха, кинотеатр и небольшие производства. Железная дорога, кирпичный завод, мукомольные мельницы.
Ходили слухи, что здесь когда-то побывали Шолом Алейхем и Марк Шагал.
Жизнь текла спокойно и размеренно».
Я вспомнила, что моя мама родом из Барановичей. Там до войны жила вся семья бабушки и дедушки. Какое странное совпадение. Возможно, эта тетрадь совсем не случайно попала мне в руки…?
На улице расцветал Май. Мой любимый месяц. Я шла домой, прижимая к себе тетрадь, вдыхая весну. Дома я продолжила читать.
«Все изменилось 22-го июня. Кто-то сообщил, что вот-вот начнется война и лучше уехать, хотя бы на время.
Люди засуетились. Секретарь горкома организовал несколько грузовиков. На них перевозили жителей города на железнодорожный вокзал, где товарные поезда медленно поглощали их внутрь себя.
Йоськина мама только-только родила. Отец был в командировке в Минске. От него пришла телеграмма, что задерживается.
Она с трудом встала с кровати, собрала самое необходимое и сказала сыну:
– Уезжаем!
На вокзале Йоська помог маме с новорожденной сестренкой сесть в вагон.
Когда он собирался к ним присоединиться, его оттолкнул дежурный красноармеец.
– Дезертир? – с подозрением спросил он.
Йоське было всего тринадцать, но он был рослый и крепкий, не по годам.
– Нет. Мне еще далеко до призыва – пытался оправдаться мальчик.
– Ну, это мы разберемся…
– Товарищ красноармеец, он же еще маленький, ему только тринадцать исполнилось… – кричала Йоськина мама. Но… среди документов почему-то не оказалось Йоськиной метрики.
– Разберемся! Нам на фронте мужики нужны!
– Куда, куда вы его ведете!!!???
– До выяснения обстоятельств.
Йоську отвели в здание вокзала. Пока проверяли, кто, да откуда, наступил вечер.
Йоську отпустили, но, когда он вышел на перрон, товарняка там уже не было.
А под утро в небе появились Мессершмитты. Они бомбили город.
Деваться было некуда, и Йоська побежал в лес».
Я закрыла глаза и увидела все это так явственно, как будто мне показали кино. До слез было жалко парня. И еще, я с болью в сердце думала о несчастной женщине с малышкой на руках, которую так нелепо разлучили с сыном. Почему на их долю выпали все эти испытания…?
«По ночам он пробирался к брошенным огородам, набирал за пазуху разных овощей и так питался целую неделю. Сначала спал просто на траве, потом соорудил себе шалаш.
27-го июня в город вошли немцы и всех оставшихся евреев согнали в гетто.
Тех, кто хотел бежать, безжалостно расстреливали.
Йоська наблюдал за всем, что происходит в городе. Даже, придумал свой план для побега людей из гетто. Только ему одному это было не под силу».
Все написанное оживало перед глазами живыми картинами.
«Приблизительно на десятый день парень услышал возле своего убежища шаги.
Сквозь ветки он разглядел красноармейцев. Их было трое. Они были мокрыми и грязными, видимо, пробирались через болота.
Йоська вышел из шалаша.
– Вы кто?
Солдаты обрадовались, что набрели на своего.
– Мы солдаты. Пока отступаем. Но это ненадолго. Найти бы где-нибудь оружие…Тебя как зовут?
– Йоська.
– Еврей что ли? Да… не повезло вашим. Ну, и как ты здесь оказался?
Йоська рассказал.
– Я знаю, как их спасти – кивнул он в сторону города.
Солдаты рассмеялись.
– Ты видел, как вооружена охрана?
– Я хорошо знаю город. Знаю, в каких домах расположились немцы. Знаю, где склад с винтовками. Еще от наших остался.
– Винтовки это, конечно, хорошо, но не мешало бы что-нибудь посущественнее.
Ладно, осмотримся, потом все покажешь».
Конечно, я много слышала и читала о войне, о героизме людей, о судьбе еврейского народа… Но это были, в основном, сухие данные из учебников или документальных фильмов.
А тут… Я представляла себе Йоську: высокого, с черной шевелюрой и мягкими карими глазами; солдат, которых война застала врасплох и они вынуждены были прятаться по лесам.
«Йоська накормил бойцов овощами. Сказал, что можно и хлеб добыть.
Через несколько дней к ним присоединились еще четверо солдат, тоже из отступавших.
Потом еще. Отряд рос.
Из гетто удалось сбежать двум молодым парням. Они тоже попросились к ним.
Потом в лес потянулись подростки, старики и, даже, ксендз из костела.
Все хотели отомстить врагу за родных и близких, за свой город, за свою страну.
К декабрю отряд насчитывал почти тридцать человек. Возглавил его бежавший из плена комбат.
Отряд боролся с врагом, как мог. Собирали данные о силах врага, их расположении, через своих связных передавали в штаб. Поджигали бани с пьяными немцами, крали у них оружие.
Когда научились готовить взрывчатку, стали подкладывать ее под немецкие эшелоны, взрывали мосты и те места, где была сосредоточена техника врага.
Йоську все любили. У него было огромное доброе сердце. Рискуя жизнью, он наведывался в город, откуда обязательно что-нибудь притаскивал: то банку меда, то мыло. К зиме он обеспечил весь отряд теплой одеждой.
Он научился хорошо стрелять, старался выполнять все, что ему поручали, был смелым и отчаянным. Но, по-прежнему, с тоской наблюдал за гетто: молился, читал псалмы и мечтал однажды ворваться туда и всех освободить.
Но пока – это было невозможно.
А в марте немцы вошли в гетто и… расстреляли там две с половиной тысячи евреев.
Йоська не мог себе этого простить. Единственным его утешением было то, что многие, все-таки, успели уехать в эвакуацию, в том числе мама с сестренкой».
Мне не терпелось узнать, что было с Йоськой дальше. Хотелось верить, что он еще обязательно встретится со своей семьей.
«Немцы в лес долго не совались. Боялись партизан, да и о местных болотах были наслышаны.
В конце 43-го немцы, все же, предприняли облаву на отряд.
Партизаны отстреливались четыре дня, положили немало врагов… Когда закончились патроны, бились в рукопашную. Никто просто так сдаваться не собирался. Но… все, кому не удалось бежать, были расстреляны.
Так и лежат в общей могиле. Все вместе: белорусы, поляки, русские, евреи. Верующие и неверующие, партийные и беспартийные, старики и дети, мужчины и женщины.
Может поэтому такие могилы и называются братскими?».
Под P.S. стояла приписка:
«Эту историю рассказал мне житель Барановичей. Свое имя он просил не упоминать».
Написанное занимало в тетради в линеечку – три с половиной листа.
«Вот так человеческая жизнь занимает совсем немного места» – подумала я.
Но я гордилась Йоськиным героизмом. В свои шестнадцать лет я была абсолютно уверена, что отвага и мужество могут победить любое зло. А еще я верила, что войны больше никогда не будет, что есть справедливость, что есть правда и это главное оружие миролюбивых людей. Юность и воспитание вселяли в меня эту уверенность.
Тетрадь мне не хотелось возвращать. Да никто и не требовал. Возможно, о ее существовании и не подозревали.
Почему я хранила ее, не знаю. Казалось, что я оберегаю чью-то жизнь. Мне хотелось, чтобы как можно больше людей узнали эту историю, но о героизме – и так было много книг. Меня бы никто и слушать не стал.
Пролетело много времени. Мы репатриировались в Израиль. Тетрадь по-прежнему занимала место в моем семейном архиве. И вот я решилась. Пусть эту историю о храбрости еврейского парнишки узнают хотя бы здесь.
В редакции местной газеты по-русски никто не читал. Я изложила редактору суть написанного. Он куда-то позвонил и через минуту передал трубку мне. Это был корреспондент Тель-Авивской русскоязычной газеты.
Через два дня мы встретились. Я показала ему тетрадь, вернее – отснятые копии листов заветной тетради.
Через месяц рассказ напечатали, правда, с большими сокращениями. Мне казалось, он потерял свой особенный колорит и, вряд ли, мог привлечь чье-то внимание.
Но, буквально на следующий день мне позвонили. Женщина, говорившая со мной, представилась младшей сестрой Йоськи, вернее – Иосифа Давыдовича Штельмана.
– Меня зовут Сима.
Она попросила о встрече, и я согласилась.
Я рассказала о том, как ко мне попала тетрадь, о том как, бывая в Барановичах на могиле прабабушки, я проходила мимо темно-серой плиты, даже не подозревая о том, какие герои там покоятся, в том числе ее брат Йоська.
Женщина улыбнулась.
– Иосиф похоронен на военном кладбище в Хайфе.
«Аферистка» – пронеслось у меня в голове. Я собралась уйти, но она, схватив меня за руку, попросила:
– Разрешите я все объясню.
Оказалось, что в том бою, на подмогу партизанам подоспела армия и некоторые, благодаря этому, спаслись. Йоська был тяжело ранен. Его переправили в госпиталь. Когда он немного оправился, сразу стал разыскивать родных. Пришло подтверждение, что отец погиб в самом начале войны. Мама с новорожденной сестренкой каким-то образом, после долгих скитаний, попали в Грузию. Их встречу с Йоськой невозможно было передать словами. Сима рассказывала, а я рыдала.
Потом их нашел дальний родственник, который к тому времени уже жил в Израиле, и вызвал к себе.
Иосиф Давыдович стал профессиональным военным, женился, у него родились три сына, уже есть внуки. Он участвовал в нескольких войнах и геройски погиб в войне Судного дня.
Я была потрясена. Свидетелем, какой удивительной истории, мне посчастливилось стать. Тетрадь, которой предназначено было превратиться в утильсырье, обрела вторую жизнь. И теперь, без малейшего сомнения, я передам ее тому, кто сохранит ее для своих потомков. Уверена, что они будут достойным продолжением своего деда.
Я почувствовала огромное облегчение, что эта, так долго хранившаяся в моей душе история, закончилась именно так.
Только вот сердце уже давно неспокойно. Оно мечется в поиске ответов на множество вопросов.
Каждый год мы поминаем, склонив головы, погибших в Холокосте, затем отмечаем День Победы, потом День памяти израильских солдат и День Независимости. Каждый из этих памятных дней обнажает нашу глубокую боль и напоминает о том, что для нас – простых людей, будущее может быть основано только на мире.
А его – мира – все нет. Одна война сменяет другую.
Мы уже больше двадцати лет живем под обстрелами, надеясь на более спокойные дни. Наша замечательная армия проявляет чудеса героизма в постоянных конфликтах и войнах, но этого, почему-то, недостаточно.
Я часто вспоминаю Йоську.
Он, да и многие другие, тоже мечтали о спокойной, счастливой жизни, и сражались за нее. Видимо, одним только мужеством, самопожертвованием и героизмом зло не победить. Моя юношеская уверенность в том, что добро сильнее зла куда-то улетучилась, уступив место сомнениям и тревоге. Я постоянно думаю о том, как же нам избежать всех этих страданий и потрясений? В чем их причина? Неужели в чьих-то личных интересах и амбициях, в собственной выгоде? Да, видимо, так оно есть.
Преступник, чтобы удовлетворить свои алчные желания, готов на любое насилие.
А мы – мы слишком разобщены. Неужели сплотить нас (и то – на короткое время) может только война, страдания и жертвы?
Слово жертва – на иврите – курбан, а сближение – кирва. Они образованы от одного корня. Мне кажется это не случайно. Здесь есть глубокий смысл.
Чтобы сблизиться между собой, мы должны жертвовать не людьми, а нашим эгоизмом, мешающим нам это осуществить.
Недавно прочла в одной книге: «…защита от бедствий – не только мечом, но и сближением сердец».
Поминая павших и празднуя независимость, мы должны помнить об этом замечательном принципе. Это не только укрепит нас как нацию, но и послужит примером и вдохновением для других.
А. Петрутик